Лор[]
"Ты маршал?" – спросил парень из речных. Черты его лица невозможно было разобрать под слоем пыли и сухих иголочек хвоща, склеенных озерной тиной. Он стоял в дверях вагона, который занимал 
Люциан: тонкий и в то же время огромный, в лохмотьях, снятых с очередного неудачливого золотодобытчика, который попытал удачу на выселках Прогресса.
Речной не дышал. Такие не дышат.
Люциану приходилось слышать о речных, но вблизи он их раньше не видел. Без воды их кожа высыхала, так что они никогда не отходили от грязевых ям и оврагов, где обычно обитали. Невезучий путник мог наполнить фляжку их гнилой водой или попытаться промыть золото в иле... И тогда речные атаковали без предупреждения, утягивая жертву в топь своими длинными, вымазанными в тине руками – и несчастный исчезал. Пополнял ряды призраков Дикого Запада.
"Уже нет", – ответил Люциан.
Откинувшись на спинку дивана, Люциан взглянул на речного – тот не отвел взгляда. Поезд все ехал, и блики солнца иногда пробивались сквозь шторы, освещая темные рыбьи глаза речного, почти скрытые грязью и илом на его лице.
"Мне нужен твой значок", – сказал он.
Люциан кивнул. Со значком маршала речной прошел бы мимо форта Нокс и тамошних охотников на чудовищ, а потом по наезженному пути добрался бы до мангровых болот к югу от Бандла. Наверное, решил там обосноваться: все больше обитателей восточного побережья перебиралось в низинную пустошь. Это не прибавляло речному шансов, но Люциан любил ясность.
"Немного вас осталось, да?" – спросил Люциан.
"Тут вообще всего немного осталось", – ответил речной.
Вагон заскрипел на рельсах, и в тот момент, когда пол под ногами качнулся, речной распахнул руки, из корки грязи на его лице блеснула сотня острых как иглы зубов, а над плечами поднялись огромные шипы. Вагон не успел заскрипеть еще раз, как прогремел выстрел и тонкий луч адского огня пробил стену, полыхнув куда-то в сторону заходящего солнца. Когда Люциан убрал пистолет в кобуру, тело речного еще не коснулось пола.
В голове речного теперь зияла огромная обожженная дыра. Запахло серой и паленым терновником. Тело скорчилось на земле: пламя уже пожирало его изнутри. Люциан поправил шляпу и вернулся во тьму своего вагона. Тьма мягко сомкнулась вокруг него и улыбнулась.
Проводник к Люциану так и не заглянул. Никто не зашел убрать высохшее тело речного. Даже дверь в вагон никто не закрыл. Стрелок и его тень ехали в тишине до последней станции – до самого Насеста Ангелов.
А потом отправились к проповеднику, который умел говорить с мертвыми.
По Прогрессу ползли слухи, что этот "законник" решил потягаться с дьяволом, но проиграл и теперь направляется в Новый Эдем на встречу с преподобным. Никто не решился бы встать на пути этого человека и его ухмыляющейся тени: обоих считали вестниками беды. Кому охота разделить судьбу жителей Твин-Ридса или Редривера – городов, которые были полностью уничтожены из-за неудачного стечения обстоятельств? Горожане просто хотели, чтобы Люциан поскорее убрался с их земли, и давали ему все необходимое со всей возможной скоростью.
Эта игра продолжалась с тех пор, когда он в последний раз работал на федералов: Люциана отправили на охоту за "самим дьяволом" и велели притащить его в город. Все это затевалось для того, чтобы устроить показательный суд над чудовищем и доказать всему миру, что теперь покорение фронтира – дело безопасное.
Простым людям проще верить в одно-единственное воплощение зла, но Люциан прекрасно понимал, что дьявол вовсе не один. Он знал, что пустыня кишит странными созданиями со всех концов света: демоны ходят в вычищенных и отутюженных сюртуках, ангелы прячутся в скалах, ведьмы, призраки и самые разные твари выходят на лунный свет, чтобы разорвать ничего не подозревающего путника в одно мгновение. Исконные обитатели Запада владеют странным оружием, огромные чудовища с черепами вместо лиц пожирают мертвую плоть, механические люди, созданные руками человека, давно вышли из-под контроля... И дьяволы. Всюду дьяволы.
Впрочем, этот 
дьявол оказался особенным. У него было множество имен: Жнец, Бог Резни, Старый Надзиратель, Огромный Рог. Говорили, что он собирал души, перебираясь из одного города в другой и оставляя за собой пустые освежеванные оболочки. Создание Старого Света, демон дикого фронтира – подобно своим собратьям, он утолял чудовищный голод бесконечным потоком новых поселенцев. Жадность его была так велика, что люди начали что-то замечать, а люди, замечающие хоть что-то, могут здорово навредить делу, особенно когда власти хотят продолжать освоение новых земель.
Говорили, он уже убил трех маршалов. Двух из них Люциан знал.
"Эту тварь зовут Трешем, – рассказывали ему. – Сумеете его поймать?"
Люциан посмотрел рисунки: череп монстра отливал медью в пламени всех семи кругов ада, а по форме напоминал бычий. Люциан предположил, что странный фонарь, паривший рядом с тварью, был источником ее силы – а значит, при должной меткости бой мог закончиться, едва начавшись.
Впрочем, с дьяволами легко не бывает. Особенно с теми, кто порешил столько федералов. Он вспомнил, как столкнулся с особенно неприятной особью возле Чупаросы: этот монстр двигался со скоростью песчаной бури, на ходу поднимая воронки смерчей. Он был слишком быстрым для пули, и если бы не напарник, Люциан был бы уже мертв. На такую охоту нельзя отправляться одному.
“Я буду не один, – сказал Люциан. – Мне поможет
Сенна”.
"Насест Ангелов, конечная", – едва слышно пробормотал проводник. Жара иссушила труп речного, превратив его в жалкий лоскут сморщенной кожи, но куда более жуткая тварь расположилась среди теней на том месте, где прежде сидел Люциан.
Огонь и дым, зубы, языки пламени, грозное демоническое оружие из самых глубин бездны... Он отдаленно напоминал человека: пепельного человека с ногами из пылающих ветвей древних вязов и с перевернутым светящимся значком федерального маршала на груди. Его алое сердце билось с яростью раскаленных земных недр.
"Боже!", – воскликнул проводник, сам не зная, к какому именно богу обращается. Существо поднялось на свои странные длинные ноги, подрагивая в затхлом воздухе вагона. Его лицо разрезала изломанная линия рта, и адское пламя осветило усмешку.
Вдруг пепел разлетелся в стороны, и из темноты вышел Люциан.
"Прости, дружище, не хотел тебя пугать".
Проводник молча съежился и не шевелился до тех пор, пока Люциан не прошел через весь вагон в вечерние сумерки. Стрелок подумал, что эту историю проводник расскажет еще не раз.
Насест Ангелов. Стремительно растущий городок на границе цивилизации с высоченными деревьями, где воздух напоен запахами меда и вина. Никто не знал, что лежит за гигантскими соснами у подножия гор к западу от города, но в одном горожане были уверены: у них достаточно людей и оружия, чтобы отбить любую дрянь, которую только нашлет на них дальний фронтир. Во всяком случае, они надеялись на это. Существа, обитавшие в Насесте Ангелов, не слишком распространялись о том, что лежит за его пределами, а все остальные, кто решался зайти дальше на Запад, возвращались безумцами, либо не возвращались вовсе.
Люциан прошел сквозь толпу на вокзале и отправился к центру Насеста. По пути он заметил нескольких продавцов фальшивых снадобий с якобы магическими мазями индустриального востока и 
девчонку-кобру из салуна. Ее белесые глаза были скрыты вуалью, чтобы потенциальный клиент не окаменел, едва успев заказать себе выпивку.
У поворота на главную улицу, среди лесорубов и фонарщиков, лавок со всякой всячиной и борделей, рядом с нелюдимым оружейным мастером, который, по слухам, был каким-то падшим божеством, располагался самый известный салун города. Поговаривали, что ему столько же лет, сколько самому городу, если не больше. Назывался он "Земной царь", и царство это принимало всех, кто пытался обмануть судьбу: мужчин, женщин и даже монстров, – лишь бы у них были деньги.
В подобных местах можно потерять себя, но Люциану терять было особенно нечего: он чувствовал, как душа его подвешена на невидимых ниточках, а тень усмехается где-то за спиной. Он не мог здесь задерживаться.
Люди мало что знали о поселениях дальше к западу, а создания, обитавшие в городе, не стали бы раскрывать своих тайн по доброй воле. Те немногие местные, что могли выносить поселенцев с их странными машинами, если когда и открывали рот, то тоже ни о чем не рассказывали.
Надо было просить помощи у друзей. Но многие приятели Люциана были федеральными маршалами и не отличались любовью к демонам, каковым Люциан довольно быстро становился. Пришлось вспомнить жизнь до федералов и до мощеных улиц Сент-Зауна: те дни, когда Люциан был лихим наемным стрелком. Тогда он повстречал немало товарищей, которые жили и умирали с револьвером в руке, но один из них годами оставался неизменным. Он был слишком силен, чтобы его можно было убить, и слишком стар, чтобы умереть самостоятельно. В сущности, он и человеком-то не был. Он начал свою войну задолго до того, как первые корабли пристали к континенту, и явно собирался продолжать бой, даже когда все вокруг обратится в пепел и прах.
Люциан переступил порог "Короля", и на мгновение весь зал затих: его неприглядные завсегдатаи оценивающе рассматривали чужака. "Я ищу длиннорога", – сказал он, и все тут же вернулись к картам и пиву, а пронзительные звуки расстроенного фортепьяно смешались с неразборчивым шумом и выкриками.
Скоро Люциан заметил длиннорога: тот сидел в дальнем углу зала, но его огромную тушу было сложно не заметить даже среди разношерстных завсегдатаев "Короля". Несмотря на грозный вид, он любил тишину и уединение, но юные наглецы время от времени вызывали его на бой под надуманным предлогом, надеясь уложить чудовище и снискать славу. Это всегда заканчивалось скверно: обычно череп очередного выскочки раскалывался от одного-единственного удара.
Алистар был минотавром, футов десять ростом и шесть шириной. Тот, кто собирались с ним драться, мог заранее вырыть себе могилу.
"Длиннорог", – произнес Люциан.
"Маршал", – ответил Алистар.
"Я собираюсь в Новый Эдем", – сказал Люциан.
"Как и все мы", – ответил Алистар, когда Люциан сел рядом.
Алистар был стар – один из немногих уцелевших представителей своего народа. И он явно собирался пережить их всех. Днем он наводил страх на более слабых созданий, а вечера просиживал в баре на стуле, сделанном для существ вдвое меньше его размером.
Оба мрачно смотрели перед собой. Без причины в Насест Ангелов никто не приезжал, а еще реже кто-то заходил в "Земного короля" без суровой необходимости. В этой дыре собирались отщепенцы и мертвецы: это был сток, по которому оставшиеся без цели медленно устремлялись вниз, а те, кто собирался на последний бой, спускали золото, прежде чем исчезнуть в диких землях.
Люциан собирался на северо-запад, в край, пока не отмеченный на картах, где еще не было поездов, а жестокие боги расхаживали среди деревьев. Люциан следовал за слухами, чувствуя, как его время истекает.
Они оба знали ставки и расклад, хотя никто ни о чем не спрашивал.
"Как думаешь, что она скажет? – спросил Алистар. – Когда ты туда доберешься".
"Не знаю, – ответил Люциан. – Представить не могу".
Длиннорог уставился на свою выпивку – он сжимал толстую алюминиевую кружку размером с младенца. Алистар не любил долгих прощаний.
"Давай нарисую тебе карту".
Люциан впервые увидел Сенну, оказавшись у нее на мушке в одном из самых злачных заведений Канюкового ущелья. Перестрелки в этих местах не были редкостью, но в этой участвовал незадачливый охотник за головами, решивший без прикрытия пристрелить Чужака. Дело кончилось плохо.
Чужаки, по их собственным словам, были одновременно отовсюду и ниоткуда. Эти твари в чистых, отутюженных сюртуках обожали азартные игры, за что их ненавидели преступные кланы и доведенные до отчаяния поселенцы. Победа над таким созданием приносила несметные богатства – деньги возникали из ниоткуда и заверялись восковой печатью Чужаков, которая и сама стоила целое состояние. Но проигравший отдавал Чужаку самое дорогое: ферму, часы, детей, душу... любимый нож. Ставка всегда была чрезвычайно высока, даже если игрок об этом не подозревал.
Поговаривали, что именно эти создания обыграли миллионера и железнодорожного магната 
Джеремайю Джеймса. Люциан когда-то выполнял его поручения и хорошо помнил этого злобного великана. Поставив на кон нечто весьма ценное (достаточно ценное, чтобы обанкротить всю его компанию), он проиграл и сразу же назначил фантастическую награду за голову победителя
Почти каждый стрелок знает: едва на доске розыска в Канюковом ущелье появляется награда от каких-нибудь обманутых фабрикантов – охотники за головами тут как тут. Все они обожают деньги и убийства – и мало что другое их интересует.
Охотница сходу достала оружие, и в зале сразу стало очень тихо. Чужак потягивал виски со спокойствием, которое должно было означать полное отсутствие злого умысла с его стороны. Сенна, пара федеральных маршалов и длиннорог, а также обычное для этих краев сборище вооруженных мерзавцев и убийц – все выжидали и были готовы действовать.
"Ну же, приятель, – проворковала охотница, и в ее сладком голосе зазвенела сталь. – Я знаю, у тебя есть то, что мне нужно. Отдай это, и все спокойно разойдутся".
Чужак промолчал. Лицо его напоминало спокойное личико фарфоровой куклы: казалось, два шестизарядника охотницы совершенно его не смутили. Он знал, что она придет. Возможно, он знал об этом еще до того, как она взялась за работу. Но в вечернем пьяном мареве на краю света сложно было разобрать, кто действительно рвется в бой, а кто блефует.
Охотница нарушила тишину выстрелом, и пули поразили существо в середину груди. Тело чужака раздулось, из дыры повалил черный дым, принимая форму воронов, и огромный черный коготь из сгустка дыма вонзился в стол, за которым играли в покер. Карты, фишки и горячая кровь разлетелись по залу, а охотница начала перезаряжаться.
Люциан навел револьвер на охотницу, маршалы – на самого Люциана, а длиннорог рванул вперед через весь зал, чтобы не пропустить ничего важного. Револьверы разом загрохотали. Люциан укрылся от пуль за бильярдным столом – и опешил.
"Привет", – сказала Сенна. Ее револьвер смотрел Люциану прямо в лоб. Глаза ее были цвета весенней степи, с черными крапинками... Глядя в них, Люциан почти забыл, что находится под прицелом.
"Мадам", – ответил он.
"Полагаю, вы желаете присоединиться к этим уважаемым джентльменам?" спросила она. Рядом повалился на пол нашпигованный свинцом бармен. Из его рта медленно струился черный дым.
"К некоторыми из них", – ответил Люциан.
Сенна уклонилась от очередной пули, просвистевшей из-за барной стойки и отхватившей кусок бильярдного стола. Ее движение было таким быстрым, что Люциан едва его различил. Если уж на то пошло, он вообще впервые видел, чтобы кто-то уклонялся от пули, тем более с такой легкостью. Казалось, Сенне это ничего не стоило.
Она тепло улыбнулась, ее значок сверкнул на свету. Это была звезда главного маршала – одного из самых опасных стрелков известного мира.
"Каждому свое", – улыбнулась она, осторожно забирая револьвер Люциана. "Не беспокойтесь, я его отдам... если вы доживете до конца этой заварушки".
Она дважды выстрелила из укрытия, а потом вернулась в бой, оставив Люциана, который все еще пытался осмыслить произошедшее.
Остальная перестрелка прошла как в тумане. В конце концов охотница за головами вырвала какой-то маслянистый предмет из крутящегося тела Чужака и помчалась к дверям салуна. Тварь с воплями бросилась следом. Почти все посетители были мертвы, стрелять было не в кого, и уцелевшие отправились на другую сторону улицы за новой порцией выпивки. В Канюковом ущелье трупов и выпивки всегда было предостаточно.
Маршалы говорят, что именно тогда Люциан решил сменить занятие и начал охотиться на монстров.
Впрочем, добавляют они, дело тут было не столько в стремлении спасать людей от жестоких тварей, сколько в хорошенькой девчонке, которая с улыбкой уклонилась от пули.
Заляпанная выпивкой карта длиннорога пригодилась. Люциан шел по ней целую вечность, удаляясь на север от Насеста Ангелов, в край, куда мало кто решался забрести. Здесь краски были ярче, сам воздух дышал странной магией, и Люциан мог поклясться, что в полудреме он краем глаза различал гигантских тварей, которые крались за ним, наблюдая. Впрочем, Люциан не боялся. Когда солнце завалилось за горизонт, он устроил привал и собрался с духом. Ночью тень становилась особенно сильной.
Он чувствовал, как ее зло тянет вниз, пытаясь вырывать его из собственного тела. Скоро кожа Люциана начнет зудеть и осыпаться, а рот изогнется в жадной ухмылке. Он ощутит языки пламени, услышит шепот демона в своем собственном голосе. Он утонет в аду синих шалфейных полей, сгорающих в море адского пламени. Сердце его наполнится гневом. Чудовищным немеркнущим гневом, стыдом и отвращением. Он окунется в ненависть, рожденную во тьме собственной души. И лишь тогда начнется бой: демон попытается захватить тело Люциана, а последние остатки человечности будут отчаянно сопротивляться.
В последнее время трансформации продолжались дольше, чем хотел бы Люциан.
Он чувствовал, как кожу начинает щипать, как она трескается под холодным ночным ветром. Люциан устроился на старом бревне как можно удобнее. Мышцы его напряглись, готовясь к превращению, к борьбе – и в надежде дотянуть до утра.
Его глаза остекленели. Небо залил кроваво-красный закат с огненными разводами, и деревья обступили Люциана со всех сторон, как призрачные тотемы, отделяя его от густого потустороннего тумана. Только костер освещал реальный мир, возвращая клочковатой траве ее истинные зеленые и бурые оттенки. Превращение началось.
Или кое-что похуже превращения.
В глубине леса вдруг раздался гудок поезда. Это был странный, искаженный, словно растянутый звук, донесшийся из бурой демонической мглы. Люциан не был готов к такому повороту событий. Он вел бой с самим собой и не мог отложить его или предложить ничью. Стрелок попытался встать, но тут древние деревья затрещали под огромными стальными ногами, несшими на себе колоссальное тело. Люциан не мог шевельнуться. Не мог отвести взгляда от пылающего нутра, заполненного углем, от мерзкой плоти, от дыма из искривленных клапанов паровоза, которые выпрямили плечи давно умершего великана.
Дьявол, подумал Люциан. Еще один дьявол.
Неуклюжее создание встало перед ним, все еще окутанное дымом, а затем подогнуло огромные ноги так, что в свете огня стало видно знакомое лицо.
"Люциан", – произнесло существо.
Люциан моментально узнал его. Это был тот самый миллионер, который много лет назад осмелился сыграть с Чужаком и поставил на кон свою душу. Его давно считали погибшим.
"Джеремайя?"
Старый фабрикант усмехнулся. Он был чудовищно изуродован: исчезли последние намеки на его человеческую сущность, на смену им пришли адские паровые машины и искореженные остовы товарных вагонов. Живот его пылал жаром дьявольского пекла и словно притягивал к себе огонь костра, разделявшего двоих путников.
"Это больше не мое имя, мой славный маршал", – в его голосе словно звучал расплавленный металл. Слушая его, Люциан не мог пошевелиться. "Можешь звать меня Урготом – такое имя я себе выбрал".
"Знаю, о чем ты думаешь, – продолжил он. – Все мои попытки принести цивилизацию в эту несчастную землю пошли прахом, планы создать великую стальную империю рухнули. Я возгордился, и в том была моя ошибка. Как и ты, я заключил сделку и очень, очень дорого за нее заплатил".
Колосс потянулся к тому месту, где когда-то у него было сердце, а теперь оставалась лишь спутанная масса раскаленной добела меди. Слухи подтвердились: Джеремайя был мертв.
"Я не умер, – сказал он, словно уловив мысль Люциана. – Но к тому времени, как я вернул себе свою драгоценную собственность, объявлять себя живым было поздновато. Мое тело бросили на краю пустыни несколько моих... компаньонов. Позже они сполна заплатили за это предательство. Сам знаешь, по свету бродит много дьяволов... Мой сделал мне весьма соблазнительное предложение – в отличие от твоего чудовища, которое ты так и не победил".
Ургот был совсем близко, и пламя костра упорно тянулось вверх, к его животу. Было слышно, как где-то внутри него жужжат тысячи голодных шестеренок, и Люциан представил, как ненасытная утроба опутывает цепями небо, а потом заглатывает его целиком.
"Я знаю, ты проиграешь битву за свою душу, маршал. Я свою уже проиграл. Потери сокрушили меня, и я обратился к обычному разбою, раскрыв самые темные глубины моего – увы – смертного воображения. Ты неизбежно пройдешь вслед за мной тот же путь, и тогда я встречусь с созданием, которое получит твое тело. Нам... есть что обсудить".
С этими словами Ургот двинулся прочь на своих огромных ногах, и вскоре даже его адские огни исчезли из виду. По небу побежала темная рябь ночных облаков – на смену жестокому солнцу вновь пришла холодная непроглядная полночь. Люциан был один.
Скоро тень заявит на него свои права.
Надо было торопиться.
Люциан был слишком беспечен.
Забыв о том, какой силой могут обладать дьяволы, они с Сенной поскакали в горную тундру, надеясь уничтожить Треша одним выстрелом. Люциан был одним из лучших маршалов в истории, а с Сенной и вовсе никто не мог сравниться. Они были отважны и безудержны. Они любили друг друга. Но Треш уже поджидал их.
Жестокий и ненасытный дьявол по имени Треш был не просто чудовищем из пустынных земель. Он появился задолго до того, как люди Старого Света высадились на восточных берегах его континента.
Космические создания, породившие богов, состарились и умерли, а их древние тела рухнули на землю, став горами, долинами и древнейшими морями, но Треш продолжал жить – его существование поддерживала огромная, ненасытная жажда разрушения. Задолго до того, как появилась речь, и кто-то смог дать ему имя, все живые существа уже знали Треша в лицо. Чудовищный череп с глазами, полными ненависти и огня, уже тогда смотрел на них сверху вниз. Злоба так прочно вплелась в его древнюю сущность, что вырвать ее было уже невозможно. Ступая по растерзанным останкам существ, которых он пережил, Треш пожирал души их несчастных покинутых детей.
Люциан не видел противника, пока хлыст с лезвиями не рассек ему плечо, выбив его из седла и обездвижив руку с пистолетом. Сенна попыталась схватить оружие любимого, но дьявол сразил и ее, из земли вырвались стены пламени, а бледный череп с глазами без век разразился хохотом. Казалось, его глубокий, древний голос завывает прямо в голове. Каким-то внутренним зрением Люциан увидел, как тварь погружает свой клинок в глотку Сенны. Бой длился всего пару секунд – Треш победил.
Стоя над Сенной, дьявол достал из-под истрепанного, бесформенного плаща зазубренный клинок. Пламя, горевшее в его древнем теле, подрагивало на стылом ветру. По пути к логову Треша Люциан видел освежеванные тела в дюжине приграничных городов и бесформенные кучи конвульсивно дергавшихся мышц рядом с поездами, что привлекли внимание дьявольского отродья. Люциан всегда был готов к тому, что дьявол заберет его. Но Сенна не должна была разделить участь безрассудного молодого стрелка.
Возможно, Трешу захотелось разнообразия после бессчетных лет убийств и жестокости, и он предложил ему сделку.
Как все просто, подумал Люциан. Как легко согласиться.
Его душа в обмен на жизнь девчонки.
Тогда появилась тень. Стыд и ненависть охватили молодого маршала, заглушив все остальные чувства, и тело его начало меняться на глазах у Сенны. Они заключили сделку и подписали договор. А потом Люциан увидел, как чудовище, которое он обещал убить, разворачивается к беззащитной Сенне – и с отвратительным хохотом вырывает сердце из ее груди.
О 
преподобном из Нового Эдема мало что было известно наверняка, но слухи о его предполагаемом могуществе достигали даже самых восточных земель. Рассказывали, что этот человек говорит с мертвыми, хотя мало кому удавалось выжить в путешествии по диким землям северо-запада, чтобы в этом убедиться. Те же, кто уходил в Новый Эдем, больше не возвращались – теперь, наблюдая за городком с ближайшего холма, Люциан понял почему.
Это была скромная церковная община, не тронутая грозной стихией и не разоренная лесными зверями. Небольшой поселок процветал среди плодородных полей. Дети резвились на грязной дороге, торговцы и горожане шли по своим делам, не боясь демонов и Чужаков, горгон и великанов, и даже бандитских шаек, которые в любом другом месте давно бы уже обобрали все дома. Это живописное и спокойное поселение будто сошло со страниц какой-нибудь книги. На мгновение Люциан подумал даже, что уже проиграл битву с демоном, и это место – его награда за поражение.
Он спустился с холма, и деревенские обступили незнакомца.
"Вы пришли к преподобному?" – спросил розовощекий парень.
Люциан кивнул.
"Тогда аллилуйя, чужеземец! – улыбнулся он. – Добро пожаловать домой".
Никогда в жизни Люциан не видел города, подобного Новому Эдему. У пекарни воздух был наполнен ароматами свежего хлеба, прямо на улице танцевали девушки и играли флейтисты. Религиозное пение доносилось из медового зала, где никогда не бушевало яростное безумие Дикого Запада. Обычные люди здоровались с ним на улице, предлагали ему воду и еду, спрашивали, откуда он и куда направляется.
Демон в нем бесновался, но при свете дня Люциан мог его сдерживать. А еще что-то в этом месте успокаивало его, дарило чувство, которое он не испытывал давным-давно.
"Никто здесь не боится смерти", – вдруг произнес кто-то. Люциан обернулся к дружелюбному старику в скромной рясе и с искорками юношеского задора в старческих глазах. "Страх смерти есть страх жизни. Мы принимаем смерть такой, какая она есть, и живем жизнью, свободной от цепей неуверенности".
Люциану понравилось, как говорит старик. Речь его лилась плавно, словно песня.
"Я не уверен, что верю в это", – ответил Люциан.
Старик улыбнулся: "Разумеется!"
Он двинулся дальше. Казалось, он никуда не торопится, и Люциан последовал за ним.
"Мы живем на земле ангелов и демонов, видим их дела каждый день. Они творят добро и зло, часто принося нам беды. Этот мир стар, но многие наши боги все еще живы и до сих пор приглядывают за своим потомством".
Он двинулся к центру города, где стояла живописная церковь с белыми стенами и синей крышей. Здание выглядело идеальным – казалось, даже витражи в окнах светятся, отполированные до блеска. Деревенские ходили туда-сюда, смеясь и болтая, а дети весело носились вокруг. Эта церковь выглядела так, словно ее построили только вчера.
"И верующие получают от них много даров. Дар жизни, дар любви".
Старик с понимающей улыбкой посмотрел на Люциана.
"И дар смерти".
Люциану показалось, что последняя фраза прозвучала странно. То, как старик произнес слово смерть, как сложились его губы – словно он шептал секрет возлюбленной. Прохожие тоже притихли, закрыли глаза, будто во сне, и открыли их лишь тогда, когда прервалась заворожившая всех странная мелодия.
"Когда будешь готов, заходи ко мне, – сказал старик. – Меня зовут преподобный Картус, и я многое хочу тебе показать".
Внутри церкви было чисто и светло: отполированные скамьи, простая кафедра. Картус подтолкнул замешкавшихся прихожан к выходу – уходя, они ласково смотрели на Люциана. Кто-то прошептал "добро пожаловать", другие лишь смыкали руки в безмолвном приветствии. Люциану казалось, что Новый Эдем – спящее дитя, которого пока не разбудили чудовища, обитающие снаружи, за закрытой дверью. Уже сам тот факт, что подобный город вообще мог появиться, свидетельствовал о великом могуществе Картуса.
В душе Люциана бесновалась тень. Он снова почувствовал зуд и языки пламени, вырывавшиеся из самого темного уголка сердца, а рот его скривился в издевательскую усмешку. Но что-то изменилось: тварь боялась, и Люциан не понимал причины этого страха.
"Ну-ну-ну, – произнес Картус с прежней улыбкой. – Сейчас нам это совершенно ни к чему, верно?"
Преподобный поднял небольшую книгу в черном переплете, украшенную изображением золотого ключа. Одно движение руки, несколько неразборчивых слов – и демон внезапно утих. Но сперва тварь сделала нечто такое, чего не делала никогда прежде. Она тихо зашептала ему в ухо, и шепот ее напоминал потрескивание умирающего огня.
"Они чудовища".
"Интересно, кем ты станешь на земле ангелов и демонов?", – продолжил Картус, набросив на плечи выцветшую накидку. Преподобный жестом приказал Люциану опуститься на колени, и тот, к собственному удивлению, повиновался.
"Зачем ты ведешь эту битву? Чего ты добиваешься?"
Люциан не ответил. Свет начинал меркнуть, и полная надежды музыка Нового Эдема вдруг превратилась в странную, искаженную погребальную песнь. Картус медленно кивнул, улыбаясь еще шире. Люциан неотрывно смотрел вперед, а за спиной у него эхом рассыпались шаги. Он узнал этот звук.
"Мы отдаем страху немалую часть себя, – заговорил Картус, и голос его стал глубже и темнее. – Ты же отдал больше других".
Потоки энергии кружились над стариком – синие и зеленые сгустки света принимали форму друзей, которых Люциан потерял, и тварей, которых он убил. Все они плясали под потолком церкви, которая теперь казалась старой и заброшенной: краска слезала со стен, открывая гниющую черноту.
Люциан почувствовал за спиной не меньше десятка теней. Одни стояли скрючившись, другие мягко забирались на покоробленные, полуразрушенные скамьи, и целая толпа собралась снаружи, окончательно сбросив человеческое обличие. Теперь Люциан понял, почему город оставался нетронутым, а обитатели его были так добры и приветливы: они не были людьми. А если и были когда-то, то уже давным-давно умерли.
Руки Люциана медленно потянулись к оружию.
Теперь преподобный возвышался над ним, оторвавшись от земли, и сжимал книгу с золотым ключом. Его проповедь превратилась в восторженный хор перекрикивающих друг друга голосов: "Души наши очистятся в холодных водах смерти! Сломленный дух наш исцелится, а все потерянное вернется!"
Твари за спиной Люциана ползли вперед, пуская слюни и завывая от голода, а Картус распростер руки и поднялся еще выше, в затхлый воздух под потолком. Вокруг Люциана кружились образы из прошлого: мужчины и женщины снова и снова умирали на его глазах.
До него донесся знакомый голос, и Люциан почти различил слова.
"Ты слышишь ее?" – спросил Картус.
Люциан слышал.
Треск горящего шалфея, пепел костра, огонек зажженной спички. Все напоминало о том, как умерла Сенна, а Люциан впал в отчаяние. Утратив цель в жизни, маршал годами безрадостно скитался по фронтиру, с виду живой, а на самом деле мертвый. И каждый день в его сердце становилось чуть больше жестокости, а тень набирала силу – внутренняя тьма стремилась захватить власть над ним. Чтобы положить этому конец, он готов был ухватиться за любую возможность, какой бы опасной или нелепой она ни казалась.
Услышав о человеке, способном говорить с мертвыми, Люциан тут же отправился в путь. Он отдался на волю тени, которая обрела форму его чудовищной ненависти, и позволил ей безраздельно властвовать над собой.
Когда Люциан очнулся, они с демоном были одни, вдали от церкви и улиц Нового Эдема. Двое стояли друг против друга на поле белых цветов, залитых лунным светом. Люциан чувствовал, как ветер холодит кожу, видел отдаленные огни горного городка и луну прямо над горизонтом. Цветы под демоном загорелись, но само создание стояло спокойно, а лицо его прорезала знакомая усмешка.
Люциан вздохнул. Огромную часть себя он уже отдал тени, Трешу и духам безжалостного Запада. И все же он оставался хозяином своей души, хоть и изуродованной. Тень стала ее частью – частью его самого.
Тень медленно приблизилась, с каждым шагом поджигая все больше цветов.
Люциан протянул руку, и тень вложила в нее свою обугленную ладонь. Она прошептала: "Хочешь сжигать своих врагов пламенем?"
Люциан молчал. Кожа его трескалась от прикосновения тени, но он ничего не сказал. Тень и так знала ответ.
Она вновь зашептала – теперь уже голосом Люциана, ибо ее пепельное тело соединилось с его смертной плотью: "Тогда идем вместе".
"Ты слышишь любовь, что давно потерял?" – пел Картус.
Люциан достал револьвер: "Нет".
Рука его вытянулась, превращаясь в адскую пушку демона, обитавшего в его душе, и луч нечестивого пламени пробил Картусу лоб. Когда тело проповедника коснулось пола, Люциан развернулся, исчезая в тени. Мигом позже с одной из сломанных скамей на него с воем прыгнул упырь. Люциан снова выстрелил, уничтожив тварь, и отправил третий выстрел в толпу ее высохших зубастых собратьев – флейтистов, пекарей, танцоров и фермеров, – теперь сморщенных, скрюченных и пустых. Пуля взорвалась, раздирая их тела на части, и тут же через двери, окна, трещины в стенах хлынула волна чудовищ. Новый Эдем восстал, чтобы приветствовать его.
Люциан уступил свое тело тени, та воздела руки, и поток жидкого пламени хлынул сквозь толпу монстров. Демон завизжал от радости. Голос его слился с голосом самого Люциана, и адский огонь хлынул во все стороны. Сверху сыпалось горящее дерево стропил, а выстрелы пробивали шаткие стены церкви, разлетаясь по всему городу: Новый Эдем горел. Упыри вопили в ужасе, их орды обращались в бегство, но демон был намного быстрее. Пробив рассыпающуюся крышу, он промчался по улицам, швыряя адское пламя в широко раскрытые пасти тварей.
Затем Люциан занял место демона, тело которого рассыпалось в облако пепла. Стрелок быстро приготовил оружие, и орды мертвецов хлынули во все стороны. Пробудилась магия, вплетенная в сталь оружия, и когда стволы выстрелили, тонкие магические нити спиралями устремились наружу. Ярчайший луч света прорезал долину, безжалостно расплавляя восставших мертвецов.
Вскоре свет померк, и металл вновь разгладился. Люциан внимательно огляделся.
Он ждал. Тень внутри него притихла. Упыри больше не выпрыгивали из заброшенных домов, не поднимались от сгнивших посевов. Картус лежал мертвый посреди развалин своей церкви, и пламя пожирало последние воспоминания о его извращенной магии. Впрочем, Люциану показалось, что боковым зрением он различил, как старый проповедник приветствует жителей Нового Эдема, но в этот миг горящая крыша обвалилась окончательно.
Бывший маршал развернулся и зашагал в сторону цивилизованного мира. Тень ухмылялась за его спиной.
Он был близок к тому, чтобы снова поговорить с Сенной. Ближе, чем когда-либо. Но Люциан больше не ждал утешения от старых ритуалов и заклинаний. Он знал, что еще встретит свою любимую – в тот день, когда сам ляжет в могилу. И это будет достойный конец для настоящего отважного стрелка. А до тех пор во тьме таились ужасные твари, которые и представить не могли, что скоро в их двери постучится демон.
Где-то там, среди бесконечных просторов фронтира бродил дьявол. И Люциан собирался его убить.