Как и любое уважающее себя место в мифах и легендах, гора Таргон — величайшая вершина Рунтерры. Она гордо возвышается вдали от цивилизации, малонаселённым регионом к западу от 
Шуримы среди горной гряды, равных которой не найдется нигде на свете. Гора чрезвычайно труднодоступна, ее покорение почти невозможно, если не считать самых решительных паломников, от чего подобное геройство удавалось лишь самым упорным восходителям, лишь истинно яро преследующих какое-то глубокое душевное стремление достичь её вершины. С Таргоном связано множество легенд, и он — как и любое легендарное место — манит к себе мечтателей, безумцев и искателей приключений, словно самый настоящий маяк. Некоторые из них пытаются покорить неприступный пик: одни — в поисках мудрости или просветления, другие — мечтая о славе или всем сердцем желая увидеть, что же находится наверху. Восхождение практически невозможно, и немногие выжившие на пути к вершине почти никогда не рассказывают о том, что им довелось увидеть.
Однако одно было ясно наверняка: те немногие выносливые, кто выживает в столь тяжёлом, практически непреодолимом, путешествии к подножию титанической горы, обнаруживают, что небо мерцает небесными телами; Солнца и Луны, но также созвездиями, планетами, огненными кометами, пронизывающими тьму, и благоприятным расположением звёзд. Некоторые из них возвращаются с пустым, практически призрачным, взглядом, будто околдованные, другие изменяются до неузнаваемости, впитав Сущность — неземную, нечеловеческую силу, постичь которую способны лишь немногие из смертных[1].
Люди, живущие у подножия горы, считают, что это аспекты давно исчезнувших звёздных существ, существ могущественных и древних, масштаб которых превышает человеческое понимание. Однако гора Таргон — это просто путь в небесное царство, и было бы неправильно приписывать многое из чувств смертных, нравственности или беспокойства тому, что находится за той горой.
Чемпионы[]
Чемпионы горы Таргон — это жители этой негостеприимной земли, а также сошедшие в этот мир космические сущности. Ниже приведены чемпионы со склонов горы Таргон, либо же из Таргон Прайма, золотого и серебряного города, располагающегося за завесой пика:
Связанные чемпионы[]
Атрокс в войне даркинов выступил против воплощения Пантеона. Заточить его помогла Маиша — предыдущее воплощение Сущности сумерек.- Бард — создание космоса, странствующий хранитель.
- Гарен изгнал Тарика из Демасии, после чего тот решился на восхождение на гору.
- Кейл родилась на горе Таргон и стала воплощением Сущности правосудия. В давние времена была защитницей Демасии, но затем покинула Рунтерру, отправившись в земли по ту сторону вершины горы Таргон.
- Моргана родилась на горе Таргон и стала воплощением Сущности правосудия. В давние времена была защитницей Демасии, но ей пришлось уйти в тень.
- Нами — повелительница морей, которая ищет Сущность Луны.
- Каин — участник войны даркинов, которого заточили в его косу при помощи Маиши.
 |
▶️ В мире не счесть цветов, но для начала мне хватит и радуги.
|
|---|
История[]
Создатель звёзд[]
| “ | «Когда-то Аурелион Сол украсил космическую пустоту несметными чудесами. Теперь его силой распоряжается империя космопроходцев, хитростью поставившая Создателя звёзд себе на службу. Чтобы вновь обрести свободу и вернуться к своему ремеслу, Аурелион готов обрушить звёзды с небес.» |
— Предписание  Аурелиона Сола
|
Всемогущая сущность, ныне известная как Аурелион Сол, была древним уже в те времена, когда обломки звёзд только начинали соединяться в миры, ещё до появления смертных рас Рунтерры. Родившись с первым дыханием творения, он и такие, как он, бродили по бескрайнему небытию просторов нетронутого небесного царства, стремясь заполнить всю необозримую ширь этого неизмеримого полотна чудесами, чей мерцающий спектр принесёт удовлетворение и восторг всем, кто был их свидетелем, а также одарит своего создателя немалым наслаждением и гордостью.
Звёздный дракон — существо редчайшее, и, соответственно, во время своих странствий Аурелион Сол редко встречал себе равных. Вечные Аспекты были беспристрастными и нелюбопытными вещами, мало способствовавшими существованию, довольствовавшимися лишь сочинением забавно эгоцентричных философий о природе творения. Однако Вселенную постепенно заполняли всё новые и новые нарождавшиеся формы жизни, и множество примитивных глаз глядело вверх и взирало на плоды его трудов с изумлением и беззвучным раздумьем. Польщенный таким вниманием со стороны обитателей бесчисленных миров, он увлекся их младенческими цивилизациями, строившими уморительно себялюбивые философские теории о природе его звёзд.
Но затем, купаясь в свете ничем не примечательного солнца, созданного им много лет назад, он кое-что обнаружил. Мир. Новые миры.
Он не знал, кто и почему создал этот мир — только то, что это был не он.
Желая более тесного общения с одной из тех немногих рас, которые космический дракон счёл достойными, он выбрал самые честолюбивые виды, чтобы явить им свой лик. Эти избранные пытались разведать тайны Вселенной и даже уже сумели выбраться за пределы родных планет. Было сложено множество песен о том дне, когда Создатель Звёзд снизошёл в столь маленький мир и объявил о своём прибытии таргонцам. Аспекты, которые казались необычно заинтересованными в этом, умоляли его подойти поближе. Здесь была жизнь, и магия, и зарождающиеся цивилизации, которые взывали о руководстве от существ более великих, чем они сами. Польщённый этой новой аудиторией его высочайшему величеству, Аурелион Сол спустился, чтобы погреться в их лести, в образе огромного и ужасного дракона прямиком со звёзд. Небывалая звёздная буря застила небо и превратилась в огромное существо, что было сколь удивительным, столь и пугающим. Сквозь тело пришельца виднелось кружение и мерцание космических светил. По его прихоти ярко вспыхивали новые звёзды и перестраивались созвездия.
Крошечные жители незначительной земли Таргона, пораженные его блистательной мощью, нарекли дракона Аурелионом Солом, в честь золотого света Солнца, который он им подарил, и Аспекты приказали принести ему взамен столь же подходящее и даровитое подношение как знак их почтения. Смертные взошли на вершину своей самой высокой горы и преподнесли ему великолепную корону, созданную с помощью тщательной и хитрой магии, украшенную непостижимыми узорами небесного царства. Это была величественная корона с подобными звёздам самоцветами, которую он немедля примерил. Однако в скором времени скука заставила Аурелиона Сола вернуться к своей собственной работе в плодородной громаде космоса. Тем не менее чем дальше он удалялся от этого крошечного мирка, тем сильнее он ощущал всей своей сутью чью-то хватку, что сбивала его с пути и даже уводила куда-то прочь! Через космическое пространство он слышал голоса, которые что-то выкрикивали, отдавая приказы. И тут он всецело осознал, что с того момента, как она коснулась его могущественного лба: подарок оказался совсем не подарком.
Пантеон в ожидании прибытия Аурелиона Сола.
Проклятое существо пришло в ярость и стало бороться с этими управляющими импульсами с невообразимой силой, настолько, что даже он не мог удалить его, но затем он обнаружил, что при каждой атаке на новых хозяев с небесного свода бесследно исчезает одна из звёзд. Могущественная магия угнетала Аурелиона Сола, заставляя его использовать свою силу только лишь в интересах Таргона, и он отчётливо чувствовал, как все его знания о солнце и его творении крадутся и исследуются чужеродным разумом, значительно более низким, чем его собственный. Он сражался с бронированными чудищами, что прорывали саму ткань Вселенной. Он схлестывался с другими космическими сущностями, многих из которых он знал ещё с начала времён. Вместо этого он был вынужден наблюдать, как двуличные Аспекты Таргона заставляли смертных работать над созданием огромного блестящего диска. С этим они направили его небесную силу, чтобы поднять бессмертных богов-воинов для какого-то неизвестного конфликта, который, по-видимому, ещё впереди.
Что ещё хуже, сила короны отбросила его обратно в небеса и помешала ему снова приблизиться к этому миру. Тысячелетия напролёт он бился в войнах на стороне Таргона, сокрушал любые угрозы его величию и помогал строительству империи, простёршейся между звёздами. Все эти задачи расходовали его благородный дар. В конце концов, именно он зародил свет во Вселенной! Почему же он должен угождать столь презренным тварям? Возмущенный, Аурелион Сол видел, как другие звёзды исчезают на небосводе из-за отсутствия поддержки и ухода, и старался вырваться из-под контроля короны. По мере того как его былая слава понемногу меркла в небесных сферах за отсутствием новых дел, Аурелион Сол смирился с тем, что ему больше никогда не доведется понежиться в тепле свежезажжённой звезды. Аурелион Сол некогда украсил пустынный простор космоса небесными чудесами собственного изготовления. Теперь он вынужден применять свою несметную власть так, как приказывает ему империя, правящая космосом и обманом взявшая его в рабство. Мечтая вернуться к своему звёздному ремеслу, Аурелион Сол и сами звезды стащит с неба, если понадобится, лишь бы вновь обрести свободу.
Однако затем он почувствовал, что вынужденная связь ослабевает. Голоса из короны стали беспорядочными, они спорили и ссорились, некоторые же и вовсе погрузились в зловещее молчание. Неизвестная катастрофа, о сути которой он не мог узнать, покачнула равновесие среди тех, кто помыкал им. Они рассеялись и разругались, и в его сердце зародилась надежда. Влекомый манящим соблазном близкой свободы, Аурелион Сол отправился в тот мир, с которого все началось: на Рунтерру. Здесь чаши весов должны окончательно качнуться в его сторону. При этом цивилизации во всех звездных краях должны стать свидетелями его восстания и вновь узреть его мощь. Все должны усвоить, какая участь уготована тем, кто дерзнет посягнуть на силу космического дракона. Появление кометы зачастую предвещает пору потрясений и смут. Предзнаменования, приносимые этими огневыми вестниками, говорят, что скоро вырастут новые империи, старые цивилизации падут и даже звёзды покатятся вниз с небес. Но эти теории — только часть куда более причудливой истины: сияние кометы таит под собой космическое существо неизмеримой мощи.
Древняя Империя Шурима[]
С момента своего основания, Шурима имела глубокие политические и социальные связи как с горой Таргон, так и с самим небесным Таргоном. Знания о том, как создать первого Вознесённого, чертежи того, как создать Солнечный Диск, и средства для возврата к Вознесению, были даны Таргонианами. В какой-то момент Таргон стал национальным государством великой империи. Таргонианские Аспекты, возможно, присоединились к империи в войне против 
Бездны после падения Икатии. Через некоторое время после разрушения империи нация распалась.
Великая война Даркинов[]
Двое прибыли к мёртвому городу в тени горы под покровом ночи. Тысячные легионы с кровавыми тотемами древних родов, к которым принадлежали их предводители — вознёсшиеся Дети солнца. Пепел города и прах его жителей давно смешались с песком, стали от него неотличимы. Над дюнами возвышались лишь останки самых высоких башен, и ветер, долетавший из-за горы, извлекал скорбную музыку из сломанных шпилей. На расколотом постаменте остались только ноги древней статуи; голова с хищным птичьим клювом лежала рядом, полузанесённая песком.
В древнейшие времена в долине, где будет позже построен город, произошло событие огромной важности. С него началось становление Шуримы. Оно же привело к её краху. Об этом событии не помнил уже никто, кроме богов-воителей, которые вели теперь войска к оскаленным руинам города. Тех самых богов-воителей, которые перебили всё его население, чтобы отомстить за своего преданного императора. Затем они сожгли город дотла и распорядились стесать его название со всех оставшихся обелисков.
Но за этими зверствами стояла лишь бессильная злоба. Бессильная — потому что ребёнок, которого забрали из этого города и сделали рабом, был давно мёртв, а при жизни не вспоминал о своём происхождении. Это он низверг империю и их братство одним-единственным поступком. И потому боги-воители сожгли Неримазет дотла вместе со всеми жителями.
За прошедшие века золотой свиток потускнел, померк, как и все туда пришедшие, включая Та'анари. Он провёл когтистой рукой по столбикам имён и цифр — подробной сводке сбора податей в недавно основанном торговом поселении Ка'жун на севере. В Ка'жуне уже много столетий жили люди, чьё грубое наречие изуродовало само название города. Содержание свитка могло бы заинтересовать Учёного, но для Та'анари вся его ценность заключалась в том, что он служил памятью о временах, когда мир ещё был в порядке.
Когда-то здесь находился архив, и полки вдоль мраморных стен были забиты свитками с точным перечнем податей, причитавшихся императору, хрониками его войн и длинными списками деяний. Когда-то под сводом гуляло эхо, но потолок провалился много веков назад и подземное хранилище почти полностью занесло песком. Но в следующий момент, в окружающей обстановке что-то переменилось и Та'анари поднял взгляд от текста.
Маиша, сущность Аспекта Перемен, стояла в дверях и на их фоне казалась миниатюрой — хотя если бы выпрямился сам Та'анари, он достал бы чёрной лохматой макушкой до притолоки. Маиша была тонкой, даже хрупкой, но Та'анари чувствовал, что даже он сам ещё не постиг всей таившейся в ней глубины. По её плечам рассыпались светлые золотистые волосы, какие бывают в большинстве своём у северян. Лицо казалось юным, но в глазах светилась древняя мудрость. Глаза у неё были разные: один — тёмно-синий, другой — цвета лиловых сумерек. Она носила тонкие разноцветные шелка, совершенно не подходящие для пустыни. На поясе ткань была перехвачена тонкой верёвочкой, на конце которой висел золотой ключ. На шее был повязан ярко-розовый шарф, и во время разговора Маиша наматывала на палец его бахрому.
| “ | — Они здесь, — сказала она. — Сколько их? — Девять легионов. Почти десять тысяч бойцов. Та'анари кивнул, проведя языком по пожелтевшим клыкам. — Больше, чем я ожидал. Маиша пожала плечами и кивнула.— Надо, чтобы пришли все. Он ответил: — За эти века было пролито столько крови и накоплено столько ненависти, что мысль о примирении им претит. Маиша покачала головой, будто услышала величайшую глупость. — Многие уже погибли в этой бесконечной войне. Ты убил больше сородичей, чем все ужасы Бездны. Та'анари хотел ответить на эту дерзость, но придержал неуклюжий язык. Ведь Маиша была права. Не потому ли он призвал сородичей? — После падения Азира война между Детьми солнца была неминуема, — сказал Та'анари, откладывая свиток и отрываясь от изучения древней истории. — Каждый из нас оказался слишком амбициозен, чтобы другие согласились идти за ним. У нас было столько планов на будущее, но мы не сумели воплотить ни одного. — Тогда вы не слишком отличаетесь от смертных. |
| — Разговор между Та'анари и Маишей, перед началом собрания. |
Та'анари уже не помнил, когда Маиша поступила к нему на службу. Век смертных так краток, что он едва успевал замечать, как они сменяли друг друга. Но Маиша, в отличие от прочих, привлекла его внимание. Её безграничная дерзость была лишь одной из причин. Она понимала смертных так, как не мог понять никто из его сородичей, променявших человеческую сущность на нечеловеческую мощь. Та'анари был смертным очень, очень давно. Он почти забыл, каково это: чувствовать, как человек, ощущать неотвратимое течение времени. Под действием древних чар в горниле солнечного диска его грубая смертная плоть переплавилась в тело божества.
Ущербного и павшего духом — но всё же божества в бронзовых доспехах.
У него было тело пантеры — согнутое возрастом и пережитыми войнами, но всё ещё могучее. Мех раньше был чёрным и блестящим, но морду и лапы уже тронула седина. Он восстанавливал себя как мог. Когда-то взгляд Та'анари повергал в ужас целые армии, но теперь из одной рассечённой глазницы смотрел треснувший рубин, а из другой — слезящийся от отчаяния янтарный глаз с узкой прорезью зрачка. Спину ему перебили топором в битве на реке Калик, и даже его невероятная способность к самозаживлению не смогла полностью устранить полученный урон.
Он взял со столика могучее четырехклинковое оружие — 
Чаликар. Его рукоять идеально ложилась в руку, а великолепно сбалансированные клинки, казалось, мечтали снова напиться крови. Со вздохом Та'анари повесил его на плечевой ремень и похромал к Маише. Даже сгорбленный от времени и старых ран, Та'анари был гораздо выше её. Война Детей солнца обернулась чудовищными жертвами среди смертных, так что они дали ей иное, более зловещее название. Но Маиша не боялась Та'анари. Иногда он чувствовал её жалость. Иногда – гадливость и презрение.
| “ | Она вложила свою крошечную, лишенную шерсти ладошку в его лапу и сказала: — Ты всё ещё бог-воитель, Та'анари. Напомни им, что это когда-то означало, — и они послушают тебя. — А если не станут слушать? Она улыбнулась. — Тогда всё просто. Убей их всех. |
| — Разговор между Та'анари и Маишей, после передачи Чаликара.
|
После короткого разговора между ними, Маиша привела Вознесённого Та'анари к 
Насусу, который сообщил Вознесённой пантере местонахождение Чаликара Сетаки, с помощью которого Та'анари вознадеялся остановить гражданскую войну и объединить других Вознесённых Даркинов. По прошествию пары тройки дней, его жизненосцы ждали в занесённом песком холле — бывшие королевы людских империй, перед лицом непобедимой армии Та'анари присягнувшие на верность ему. Лучше сражаться на стороне бога-воителя, чем погибнуть от его руки.
Завидев его, Теушпа поклонилась. Её мускулистые руки были перевиты татуировками и кручёными браслетами с нефритами. Дерзкая, но верная, она последней обещала ему свою кровь. Предки Сульпы жили в этой пустыне, когда отец 
Азира ещё даже не родился. При виде Та'анари она стукнула о землю древком длинного копья. Её бритую голову расчерчивали декоративные шрамы, и на каждом пересечении линий поблескивала золотая бусина. Идри-Ми стояла, гордо выпрямив спину и закинув на плечо двойной топор с длинной рукоятью, настолько тяжёлый, что мало кто из мужчин смог бы его поднять. Она была восточной королевой; за Та'анари сражались ещё её мать и бабка. Её бледная кожа напоминала слоновую кость, а в длинных чёрных волосах блестели серебряные крючки.
Та'анари встал напротив трёх воительниц.
Они не были его телохранительницами — он не нуждался в защите низших созданий. Нет, они служили живым доказательством того, что он способен подчинять своей воле гордых воинов, которые желали его убить и были достаточно сильны для того, чтобы действительно навредить ему. Его павшие братья и сестры тоже приведут своих жизненосцев, но его королевам нет равных по силе и ярости. Однако, когда он заговорил, ни одна из них не смотрела ему в глаза. Взгляд бога-воителя сулил верную смерть.
| “ | — За долгие века я сменил множество жизненосцев, но вы станете последними, — сказал Та'анари, всматриваясь в лица женщин. Многолетняя служба отучила их от такой слабости, как проявление чувств, и они остались бесстрастны, как разбитые статуи на руинах города. — Я точно это знаю. Мне говорит об этом терпеливый блеск ваших глаз и кошмары, которые терзают меня, когда перестают действовать эликсиры Маиши. Вы верно служите, но жаждете моей смерти. Показалось ли ему, или глаза Теушпы блеснули под ресницами? Когда-то за такую вольность он содрал бы плоть с ее костей, но за много веков у него почти пропал аппетит к таким зверствам. — Я вас не виню, — продолжал он. — Мои сородичи не принесли вам ничего, кроме ужаса и смерти. Целую эпоху назад Дети солнца спасли этот мир, заплатив страшную цену, а теперь снова привели его на грань гибели. Времена армии вознесшихся давно миновали, и наши распри затмили нашу славу в короткой памяти смертных. Последние слова он произнес с горечью, а не злостью, но лишь потому, что он и его собратья были сами виноваты в случившемся. Чрезмерная гордыня, отравившие душу ужасы войны и древние распри разорвали цепи долга, которому они когда-то служили. Та'анари прерывисто вздохнул. Тысячу лет он пытался предотвратить этот день – но теперь, когда он наконец настал, смерть уже не страшила его. — Если вы переживете эту ночь, то на рассвете обретете свободу. Когда взойдёт солнце, возвращайтесь к своим народам и расскажите о том, что увидели здесь. — Та'анари повернулся к Маише. — Всё готово? — Да. Они ждут в амфитеатре. Та'анари кивнул. — Тогда покончим со всем этим. |
| — Разговор между Та'анари и Маишей, после началом собрания. |
А затем Та'анари призвал всех присутствующих к началу собрания Вознесённых.
На месте амфитеатра когда-то располагался рынок Неримазета. Рабы Та'анари лопатами и кирками отвоевали у пустыни чашу свободного пространства, а сам Та'анари расплавил песок огненными чарами, сделав чашу стеклянной. Теперь стены воронки переливались фантастическими красками от дымчато-чёрного до сине-зелёного, а над ними мерцала серебряная дымка отражённого лунного света. Та'анари вошёл в амфитеатр через круто изогнутую арку, похожую на застывшую океанскую волну. В воздухе чувствовалось напряжение — неудивительно, ведь боги собрали свои армии.
Десять тысяч человек заполнили стеклянные ярусы амфитеатра. Чемпионы богов-воителей собрались на арене. Никто не обнажал оружия, но готов был пустить его в ход по первому сигналу своего повелителя. Та'анари окинул взглядом своих братьев и сестер — Детей солнца, которых когда-то связывали якобы нерушимые узы любви и долга, на деле оказавшиеся хрупкими, как стекло. Сила за гранью воображения и понимания придала их смертным телам форму, воссоздать которую не смог бы никто из ныне живущих. Но, тем не менее, их разум остался разумом смертных. И, к сожалению, он был невероятно слаб.
Сипакс (хамелеон) смотрел с пониманием. Зигант (бык) всем своим видом выражал отвращение, а Ксуиан (черепаха) — презрение. Это его топор перебил Та'анари хребет при Калике. Пока Та'анари ковылял к центру арены, черепахоголовый бог-воитель плюнул на землю ему вслед. Шабака и Шабаки (близнецы вороны), близнецы-прорицатели в вороньих перьях, не удостоили его даже взглядом – они были увлечены метанием гадальных костей с нацарапанными на них узорами. Валива (неизвестно) наблюдала за Та'анари с высокомерным презрением, совсем как её брат. Как раз его Та'анари видеть не желал и с облегчением отметил, что на сбор он не явился. Волк Себотару (он же, собственно, волк) мерял шагами арену, ожидая, когда совет наконец закончится. Его войска грабили земли далеко на севере и на том берегу западных морей. Если кто-то из собравшихся здесь и мог переломить кровавую патовую ситуацию, это был Себотару. Наганика (змея) из Зуретты наблюдала за происходящим из-под капюшона мантии — длинного чешуйчатого одеяния, скрывающего свитое кольцами тело. Ослеплённые её ядом жизненосцы стояли рядом, чтобы озвучить слова госпожи, если она решит удостоить собравшихся речью. Её свистящего шёпота никто не слышал уже более пятисот лет.
Только Энакай (тигр) проявил уважение. Он выступил вперёд, и шкура его заиграла яркими чёрно-оранжевыми полосами. Возраст не пощадил Та'анари, но лишь облагородил Энакая. Зрение его осталось острым, и даже растянувшаяся на столетия война не подточила силы. Когда-то давно Та'анари и Энакай вместе взошли по ступеням к золотому диску и стояли плечом к плечу, пока обжигающий свет наделял их небесной силой. Энакай вынес на себе искалеченного Та'анари при отступлении из Икатии, сражался вместе с ним в грязи у Калика, а потом стоял против него в Заледеневшем порту. Когда жизнь так длинна, колесо успевает повернуться много раз. Энакай взял лапу Та'анари в свою. И они назвали друг друга по именам. Больше слов не требовалось. Всё, что было пережито за время, равное множеству человеческих жизней, вся боль и радость уместились в этом коротком приветствии. Их взрастили как богов. Они были выше бесполезных слов. Энакай прищурился, заметив оружие за плечом Та'анари. Он собрался заговорить, но Та'анари едва заметно покачал головой.
Затем Та'анари сделал глубокий вдох. Долгие годы он готовился к этому моменту, понимая, что одно неверно выбранное слово может разрушить всё то, что ещё даже не началось. Его сородичи были богами-воителями, высокомерными и скорыми на расправу. Он начал обращение ко своим братьям и сёстрам, и голос его гремел, отражаясь от созданных чарами стен амфитеатра. Он ведал им лестные изречения о том, что подобного совета Детей солнца мир не видывал со времён собрания тысячи пред стенами Парнесы. С его изначальной речью ему единогласно закивали — яркое воспоминание разворошило в их душах тлеющие угли былого величия. Теперь же нужно было лично обратиться к каждому. Глядя на них, он видел силу, и продолжая свою пламенную речь, каждое его слово звучало искренне и страстно. Поскольку он видел богов, которые прежде были смертными, видел благородных и могучих созданий, достойных поклонения. Ведь иные, завистливые рты, всё чаще начинали говорить о том, будто их древнее братство со временем лишь распадалось. И ради этой цели они прибирали слово из древнего языка и назвали подобных Та'анари Даркинами. Но созванное нынешнее собрание показывало, что они глубоко ошибались.
На миг Та'анари умолк, чтобы лесть успела подействовать. Он прекрасно понимал, что она не сможет тронуть большинство, ведь сонмы измученных подданных день и ночь возносят им хвалы… под страхом смертной казни за ослушание. Но лесть могла смягчить сердца остальных и склонить их на его сторону. И сразу же призвал их вспомнить о том, как они когда-то давным уже давно сражались плечом к плечу, когда под началом Сетаки армия вознёсшихся расширяла пределы империи до самого края света. Та'анари отлично это помнил, поэтому знал: о чём он говорил. То была эпоха славы, эпоха героев! Вместе с Себотару, они с Та'анари взлетели на сумеречных драконах на самую вершину мира, где все времена слились воедино, чтобы посмотреть на зарождение вселенной.
После столь пламенной речи, Та'анари повернулся и протянул руку Сипаксу, поведав ему воспоминание о том, как вместе они давали отпор чудовищам из Бездны, когда они хлынули из разлома у восточных берегов. Как бились они друг рядом с дружкой десять дней и десять ночей без передыху, бились на пределе полубожественных сил — но сумели, в окончании, прогнать их. А затем торжествовали. Сипакс кивнул, и Та'анари увидел, как от воспоминаний о той войне по его шкуре прошла дрожь, заставляя чешую переливаться лиловым, чёрным и красным. Но сразу же следом за этим Сипакс подметил, что не говорил о тех временах, что подчеркнулось тем, что все его многочисленные глаза подёрнулись дымкой. Он напомнил Та'анари о том, что на красном берегу погибло семь тысяч золотых воинов Шуримы. Среди выживших из которых остались только он и его пантеровидный товарищ.
Та'анари согласился со своим братом по оружию, ведь ту победу каждому из них пришлось заплатить слишком дорогую цену: как кровью, так и духом. Но что это была за битва! Смертные переименовали океан в честь их подвигов! На что Сипакс лишь покачал головой. Ибо его красноречивый собеседник забыл упомянуть в своём монологе об ужасах того боя. Попросив того более не говорить при нём о славе, ибо о таком он попросту не желал даже слушать. Закрывая глаза, он до сих пор слышал крики раненых и будто наяву лицезрел, как эти твари убивают их. Нет, хуже: уничтожают без остатка, пожирая даже души. Так что была закономерность в том, что он посоветовал Та'анари — избавить всех присутствующих от своих золочёных воспоминаний.
Каждый из них помнил совершенно иное. Да, битвы были кровавыми. Да, возможно, Та'анари их приукрашивал. Но он, прежде всего, говорил всем собравшимся о том, какими мир должен их видеть и помнить. Могучими героями, покоряющими мир во главе непобедимых армий под командованием бессмертного императора Азира, который… которого всё же настигла суждённая несколькими веками ранее смерть. Этим фактором перебил Ксуиан, ударив древком топора об пол так сильно, что треснуло стекло. Он прекрасно знал, как тот умер, и без него Дети солнца обратились друг против друга. То, что было прежде, ныне стало лишь пеплом и прахом. Всё стало бессмысленно в один момент существования. Как знал и то, что если Та'анари думал, что воспоминания о золотых днях смогут остановить междоусобицу, то его безумие безумие было даже глубже, чем у любого из присутствующих.
Но организация тёмного скопища лишь для того, чтобы напомнить его представителям о том, чем они когда-то были, являлось далеко не единственным поводом собрать их всех здесь вместе. И когда пришла очередь назвать по настоящему истинную причину, которая лишь мешала встретившимся за единым столом убивать друг друга, Та'анари попытался выпрямиться, но покореженный позвоночник застонал, словно согнутая ветка. Боль впилась в спину, как когти порождения Бездны. Всё дело было в старой ране, на которую посетовал Та'анари Ксуиану, которая так толком и не зажила. Огрызнувшись на столь дерзкое замечание, Ксуиан припомнил калеке те славные деньки при Калике. Он помнил каждый удар, который нанёс с тех пор, как вышел из сияния великого диска. Память вознесённых созданий была настолько долговечной, что любой из присутствующих мог до чёртиков долго вспоминать подвиги и предательства тех, кого когда-то называл братьями и сестрами.
И тем не менее Та'анари с Себотару держали линию обороны на месте павшей Икатии довольно с долгий промежуток времени, чтобы последний из их числа не раз мог спасать первому жизнь. Желая оставлять всё это в далёком прошлом, Себотару, прорычав, коверкал каждое своё слово покалеченной волчьей пастью. Ибо если эти слова были истинной причиной здесь собравшимся, то пусть они там и остаются впредь.
Разочарованный Та'анари смог лишь горячо воскликнуть: Почему? Почему это должно остаться в прошлом? Разве они не вознёсшиеся Шуримы? Он пробудил в каждом из них воспоминания о том, что они являлись не просто аватарам молчаливых богов, Они и есть сами Боги! И они сами могут решать, что есть настоящая реальность! Любому из них было под силу в одиночку властвовать над этим миром. А затем серьёзным тоном вопросил: на что же они тратят эту величественную силу? На что в ответ пришли свои же собственные слова: чтобы беспечно грызтись между собой из-за того, что давно потеряло смысл… если кто-нибудь вообще мог хотя бы вспомнить причины тех обид.
Тон Та'анари, мерявшего шагами арену, помимо его воли стал категоричным и даже грозным. Именно с ним он обратился к Зиганту, который истинно веровал в то, что именно их родство должны сохранить наследие Азира и восстановить империю из руин. Затем его голос дошёл до Энакая, ведь именно он предлагал основать новое королевство. Затем к Валиве, поскольку ей и её дорогому брату всюду и постоянно мерещались оскорбления, и именно они порывались мстить за каждое — настоящее или попросту надуманное. Прошипев, она лишь утвердилась в том, что все они были настоящими! И под алебастрово-белой кожей вздулись лиловые вены, а плечи ощетинились ядовитыми иглами.
Та'анари не стал отвечать ей. Поскольку верил, что каждый из них по-своему представлял путь в более светлое будущее, лишённое отчаяний и войн, которые вместо того чтобы использовать силу Детей солнца и вместе создать нечто божественное, лишь стали драться, как падальщики над свежим трупом. Да, Сетака давно погибла, и подобных ей никогда уже не будет. Да, Азира предали. Да, вся их империя рухнула, а её народы были разобщены и напуганы. Шуриме нужен был сильный лидер, который повёл бы её к перерождению... Но у неё остались лишь поникшие создания, искалеченные чудовища, которые слишком долго смотрели в Бездну и от увиденных ужасов повредились умом и погрязли в саморазрушении. Вместо того чтобы строить заново, каждый из их числа: грызлись за куски мёртвой империи, попутно выжигая весь остальной мир. Даже сейчас они скорее готовы уничтожить всё живое, чем найти общий язык. По одиночке каждый по своему силён… но стоило так же представить и всё то, на что были способны такие могущественные создания — Вместе! Для низ никогда не будет ничего непосильного. Ничего! Если они захотят, то смогут сломать даже те самые небесные врата, их породившие на белый свет, да покинуть этот выжженный болью мир, основав новую империю за звёздным пределом!
С этих слов Та'анари заговорил тише, и голос его был полон сожаления. Ведь никто из них этого не делал. Заместо этого каждый из них поступал как самые низшие существа: истребляя друг друга в войне, которая длилась уже во много раз дольше, чем любая из прежних войн Рунтерры. И тогда его голос зазвенел так, что его стало слышно на самых дальних ярусах амфитеатра.
Поскольку всё это можно было изменить!
В следующий момент Та'анари потянулся за плечо и достал из петли Чаликар. По толпе пробежал ропот изумления. Каждый помнил его, точнее его хозяина, это оружие принадлежало Сетаки, величайшей и благороднейшей из всех собравшихся. Оно спустилось к ним из небесных высей при рождении Шуримы. И именно тогда Та'анари предположил, чтобы однажды этими клинками завладеет 
Сивунас Алахаир, Предвестник Дождя, один из оставшихся потомков Азира, и сделает их орудием смерти или символом единства. Та'анари поднял Чаликар повыше, чтобы сородичи могли его рассмотреть. Лезвия сияли золотом. Их выковали небесные силы за земным пределом — силы, которые не могли постичь даже лучшие мудрецы Шуримы. Это оружие вызывало у вознёсшихся почтение, благоговейный страх и гордость. Но прежде всего — желание обладать им.
Ксуиан, однако, не согласился с этим предложением и, шагнув вперёд, попытался силой захватить Чаликар. Конечно, кто как не Ксуиан. Бог-воитель крутанул свой топор, и Та'анари живо вспомнил невыносимую боль от обсидианового лезвия, пробившего доспех и раскрошившего ему хребет. Клюв Ксуиана приоткрылся в жутком подобии ухмылки, пригрозив его нынешнему владельцу убийством, дабы только вырвать столь легендарное оружие из его мёртвых рук, чтобы следом стать предводителем не речей, а свершений. Пластины его хитинового панциря были особенно крепкими и массивными на плечах; их края щетинились костяными шипами и железными лезвиями. Даже в лучшие свои годы Та'анари не мог одолеть его. Но битва при Калике отгремела много веков назад, и с тех пор Та'анари освоил новые хитрости.
Указав своим топором на Чаликар, Ксуиан воспросил о том, не им ли он будет с ним сражаться? На что Та'анари лишь решительно ответил «Нет», а затем просто повернулся, чтобы передать древнейшее оружие Маише. Оно было для неё почти неподъёмным, но она подмигнула Та'анари — и он снова увидел в её глазах мимолётное веселье, как будто грядущая драка богов её забавляла. Ксуиан ухмыльнулся ей, удивляясь: что же будет дальше? Она выйдет против него безоружной? Этого она хотела сейчас больше всего на свете? Умереть там, где на неё смотрят другие боги?
На что Та'анари вновь, и столь же решительно, ответил «Тоже нет».
Но уже всё решивший за себя, Ксуиана уж слишком мало волновали мотивы его собеседника, он желал лишь закончить то, что начал тогда у реки. Он ринулся вперёд, словно рокочущая лавина, неотвратимая и смертоносная. В прошлом Та'анари видел, как под таким натиском ломались боевые фаланги, падали наземь великаны и рушились в щепы крепостные ворота. Та'анари опустился на одно колено и прижал ладони к стеклянному полу амфитеатра. Магические потоки золотыми ниточками силы протянулись от него к каждому, кто стоял на стекле. Смертные походили на искры от костра, слабые и едва заметные, а боги-воители казались светилами, пылающими клубками сплетенных чар. Та'анари потянулся к этим силам, как учила его Маиша. Он позаимствовал немного проклятого дара предвиденья, которым владели Шабака и Шабаки — и странное чутьё пустило в нём корни. Затем древнее тело Та'анари обрело быстроту ящерицы-Сипакса, ярость Зиганта и чувство справедливости Энакая.
Та'анари прикрыл глаза: теперь он знал, куда направит атаку Ксуиан.
Он качнулся в сторону, и клинок Ксуиана чуть-чуть не достал до его горла, а сам Ксуиан прогромыхал мимо. Не теряя времени, Та'анари развернулся, ухватил загнутый роговой выступ на его панцире и запрыгнул бывшему брату на спину. Ксуиан яростно зарычал. Он перекатился на спину, пытаясь сбросить Та'анари, но тот держался слишком крепко. Дар близнецов-прорицателей, которым они помимо воли с ним поделились, позволял предугадать каждый яростный выпад противника. Ксуиан перехватил топор и замахнулся через плечо, словно бичующий себя фанатик. В последний момент Та'анари успел откатиться, и лезвие врезалось в крепчайший бронированный панцирь, оставив в нём глубокую, тут же заполнившуюся кровью борозду.
Разгневанный Сын солнца заревел как бык, выдергивая топор из собственной твёрдой шкуры. Кровь полилась ручьём. Один из рогов повис на нитях сухожилий, и Та'анари оторвал его. Это был рог с железным остриём — белый, как кость, кривой, как сабля, и острый, как игла. Ксуиан с чудовищной силой врезался в стену амфитеатра, раскрошив её на острые осколки. Десятки смертных посыпались с ближайших ярусов на арену, прямо под ноги схлестнувшимся в битве богам-воителям, которые тут же их растоптали. Ксуиану наконец удалось сбросить с себя Та'анари, и тот приземлился на стеклянный пол, всё ещё сжимая в руке острый рог. Ксуиан развернулся и замахнулся топором, словно палач, но Та'анари вновь увернулся, и лезвие лишь высекло острые стеклянные брызги. Тогда Ксуиан поставил шипастую ногу ему на грудь, прижимая противника к полу, так что хрустнули ребра и осколок кости вонзился в лёгкое.
Он легко мог раздавить Та'анари, как муху.
Пророкотав злободневно « Чаликар будет моим!»: над панцирем Ксуиана поднялась кожистая, напоминающая шлем голова бога-воителя на бледной шее, оплетённой пульсирующими венами. Бездушные чёрные глаза расширились от предвкушения: сейчас он убьёт ещё одного противника. Верный своему слову, Ксуиан собирался закончить то, что начал на реке Калике. Прорычав очередное «Нет...», Та'анари, обнажая запятнанные кровью клыки, докончил фразу «...не будет!». Затем он потянулся к недавно освоенной силе, неведомой его сородичам. Та'анари прикрыл глаза — и его затянуло в 
бесконечный водоворот кошмаров, в тоннель, за стенами которого рыскали омерзительные чудовища… Это длилось лишь один удар сердца, но Та'анари показалось, что прошла целая вечность. Когда он открыл глаза, то снова был на спине Ксуиана, чей топор уже опускался в смертельном замахе.
Позади с громким хлопком закрылся портал, просуществовавший всего миг.
Та'анари поднял окровавленный рог высоко над головой и вонзил Ксуиану в глаз. Затем с нечеловеческой силой вогнал его глубже, в самый мозг бога-воителя. Жестокий удар был смертельным, но Ксуиан ещё некоторое время держался на ногах: плоть вознёсшегося не желала признавать свою гибель. Та'анари успел спрыгнуть наземь прежде, чем могучий бог-воитель упал на колени и перекатился на бок с таким грохотом, словно обрушилась целая гора. В уцелевшем глазе застыл немой вопрос, рот-клюв беззвучно открывался и закрывался.
Та'анари тяжело дышал; в лёгких стояла кровавая пена. Он слышал, как Маиша завизжала от восторга и захлопала в ладоши, словно учитель, чей ученик только что добился невероятных успехов. От этого звука ему стало тошно. Да, он подозревал, что даже если всё пойдёт по плану, ему придётся убить по крайней мере одного из собратьев, однако радости ему это не доставляло. Они с Ксуианом не были друзьями, но всё же сражались плечом к плечу во славу Шуримы после того, как солнце благословило их и наполнило мощью.
Та'анари присел рядом с павшим и положил мохнатую ладонь ему на лоб. Загустевшая кровь отражала свет драконьих звезд. Ему и правда было очень жаль, за только что содеянное. В этот момент раздался многоголосый крик. Это мучительно кричали чемпионы Ксуиана — они не скорбели по своему убитому богу, которого сами ненавидели, и даже не обещали месть. Нет, они оплакивали собственные жизни. Стоявшие по обе стороны от них чужие легионеры уже обнажили клинки. Боги-воители прекрасно вышколили своих рабов. Смертные, лишившиеся защиты бога, становились бесполезным мусором, который следовало уничтожить. Так было всегда.
Прокричав приказ «Стоять!» Та'анари попросил чемпионов, придержать свои наточенные мечи! Не он командовал этими легионами, но он был Сыном солнца, и голос его звучал так властно, что воины тут же замерли в момент. Его божественные собратья стояли, раскрыв рты от удивления. Наганика из Зуретты скользнула вперёд и склонилась над стынущим трупом Ксуиана. От него шёл бледный пар — это небесные силы покидали смертную плоть. Наганика сняла капюшон, так что стали видны все её гипнотические глаза, обведённые пепельными кольцами, и чешуйчатые губы над длинными белыми клыками. Изучая рану на спине Ксуиана, она быстро высунула и втянула язык, смакуя запах смерти.
— Раас-ст рас-строитс-ся, — заключила она шипящим голосом рептилии. — Он с-сам с-собиралс-ся убить Кс-суиана.
Ослепленные ядом жизненосцы нервно переступали за ее спиной: они не знали, что им делать теперь, когда их оскорблённая богиня заговорила вслух. Осторожно подошли остальные. Энакай и Сипакс смотрели на Та'анари с ещё большим уважением. Других больше занимал погибший Ксуиан, но и они поняли, что Та'анари сделал нечто невероятное даже для бога-воителя. Шабака и Шабаки кружили вокруг трупа, их короткие крылья подрагивали от возбуждения. Запах смерти окутывал их, словно мантия. Скверна, коснувшаяся всех вознёсшихся, в этих двоих проявилась явственнее всего. Забегали туда-сюда взгляды ониксовых глаз, видевших слишком многое. Каждый из вороных сородичей отлично понимал, что они предупреждали его, что он сегодня умрёт. Но никто из тех, о ком они говорили никогда их не слушали. Шабака захихикал. Ведь, кто, в конце то концов? — станет слушать безумных воронов!? Что они вообще могут знать? Разве что… всё на свете!
Зигант тут же их переспросил о том, что они на самом деле предвидели. На что получил практически мгновенный ответ о том, что они также видели и то, как жертва слишком пристально посмотрела на свой рог. Именно так они ему и сказали, а он только посмеялся над их предречением, назвав их сущим пустяком, да суеверием для смертных. Теперь-то он больше не посмеётся. Конечно же нет. На вопрос же Сипакса о том, «Что же ещё они там видели?», близнецы-прорицатели лишь зашептались, соприкасаясь лбами и перебрасывая друг другу гадальные косточки. Разум их помутился в той битве, когда армия вознёсшихся запечатала Великий разлом в Икатии. Никто, даже бог-воитель, не смог бы сохранить здравый рассудок, встретившись взглядом с титаническими созданиями, которые жили в Бездне и смотрели на тех, кто заглядывал в неё.
И тут Шабаки нахмурилась, поскольку великие Нити будущего, на этот раз, были сплетены слишком туго... Cлишком много возможных вариантов было подхвачено Шабаков. Из за чего было в крайность трудно сказать наверняка. Быть может, каждый из них сегодня умрёт. А может, вовсе и не все. А может, и вовсе никто не умрёт. Если, конечно же, Зигант не возьмёт, да и не убьёт Та'анари прямиком сейчас, дабы все остальные смогли уйти живыми… Дабы смочь в дальнейшем перебить друг друга в следующий раз! Ибо этого хотела одна лишь она. Она — тот камень, что сдвинет лавину.
Потребовав говорить яснее: Кто чего хочет? Какие камни? Какие лавины? О чем они вообще бормочтали? Зигант получил столь же скорый ответ: «Это она!», проскрежетавший из клюва Шабаки, указывающего в сторону Та'анари — за его спину, на хрупкую фигурку Маиши. Именно она была той самой соринкой света в глазах бессмертных богов! От чего Маиша только крепче прижала к груди Чаликар, будто ребенок — отцовское оружие. Себотару ощерился, схватил Та'анари за загривок и рывком поставил на ноги. Волк был сухопарым, но чудовищно сильным; на четырёх жилистых руках, покрытых серым мехом, сжимались и разжимались кулаки, прорычав, в надежде услышать более разъяснительных утверждений о том, о чём это они говорили? Кто она такая? Его пасть постоянно требовала своих, уже совершенно бесконечных, ответов!
Та'анари закусил губу, чтобы не вскрикнуть от боли, когда задели друг друга позвонки в покореженном хребте. И поведал им о том, что они всего лишь смертная. Но лгать он так и не научился, что было выраженно в обнажившихся длинных кривых клыках Себотару, который жажад лишь правду, от собственного брата, иначе он бы перегрыз тому горло раньше, чем тот даже успел бы моргнуть. И тогда Та'анари чистосердечно признался в том, что именно она помогла ему отыскать Чаликар. Себотару покачал головой. Он прекрасно знал, что могущественный Чаликар лежал в гробнице Сетаки, которую тайно похоронил Учёный после роковых событий в Икатии. Откуда простая смертная могла узнать к ней дорогу? Но она и не знала. Она привела Та'анари к Насусу. Теперь уже все позабыли о Ксуиане. Всё внимание обратилось к Та'анари.
Всех удивило то, что такой как он смог увидеться с самим Учёным? От изумления, Валива, выпустила иглы на своих плечах, а сама же оживлённо встопорщились. Ведь его никто не видел с тех пор, как он убил Мониру за раскопки на руинах великой библиотеки Нашраме. Но именно с ним Та'анари и встретился, но Насус был уже не тот, что прежде. Не зная, что за бремя он несёт, но оно почти смогло сломить его. Теперь он жил в башне на потаённой скале и наблюдал за танцами бесчисленных звёзд в ночном небе. Это он послал Маишу за Та'анари, и именно она привела последнего в башню. Прошипев, Наганика поинтересовалась поч-чему имено за ним? Почему не за кем-то из них-х? На что Та'анари даже и не знал, что ответить, кроме как то, что многие другие, всё же, больше заслуживают его внимания, нежели другие. Посыпался очередной вал вопросов, в основном состоящих из «Ты говорил с ним?», «И он рассказал, где отыскать клинок Сетаки?», исходящие от Энакая, ответом на что было одно одиношенькое «Да».
Удивившись очередной простоте, Сипакс решил резко спросить...
...Но остановился на полувыраженном слове, ведь на этот раз, всё было на так то уж и просто. На что огрызнулся уже сам Та'анари, сбрасывая с плеча лапу Себотару. Он обернулся, чтобы забрать у Маиши Чаликар. Огромная сила, заключённая в этом оружии, искала выхода. На этот раз он решился рассказать ему о их всеобъемлющей войне. О том, что они превращают прекрасные земли в пепелище и грызутся друг с другом, как звери за ломоть хлеба. Он так же сказал, что Чаликар нужен лично ему, чтобы остановить назревающий конфликт. Вслед за этим последовало замечание Зиганта по поводу того, что Насус отрёкся от всех них сразу после падения Азира. С чего бы ему теперь было помогать хотя бы кому-то из их всё сокращающегося числа? Та'анари согласился с ним, поскольку Насус и правда отрёкся от Детей солнца из-за чёрной зависти и вражды, зревших в их сердцах подобно нарыву. С тех пор он бродил по забытым тропам, одержимый горем и воспоминаниями о погибшем брате. Но его, до сих пор, продолжала манить земля, на которой он родился. После этих слов Та'анари перевёл дыхание и скривился, чувствуя магические токи в своём теле. Со стороны живота сердце пронзила острая боль.
Это было начало конца.
Маиша предупреждала, что чары, которым она его обучила, необратимо изменят даже вознёсшегося и разобьют оковы, которые удерживают бессмертное дыхание богов в смертном сосуде. Они позволяли вынести чудовищную боль бесконечных войн, выдержать груз тысячелетий — но не могли существовать вечно. В этот миг он почувствовал холодный и непривычный страх, но не поддался накатившей волне боли и слабости. Но это не помешало ему вновь согласиться с Зигантом. Он понимал, что Насус не будет сражаться в их вечной войне, но это вовсе не значило то, что его не заботили дела его сородичей. Он сказал им, что звёзды поведали ему, будто в далёком будущем Шурима снова возродится из песка и законный правитель вновь получит власть над всем утраченным. Его тут же переспросил Себотару с плохо скрываемым нетерпением: «Шурима возродится? Когда?». Но то, что последовало следом, повергло многих из присутствующих в трепет, поскольку всем резко стало ясно, что они не доживут до этого благого дня. Во всяком случае, не все. Затем, между ними протиснулась тощая, суетливая Шабаки.
Выпучив тёмные глаза, она размахивала высохшими руками, проскрежетав догадку, что, может быть, все они умрёт именно сегодня? Сипакс оттолкнул её. Чаликар. У всех играла одна и та же мысль: он играет какую-то роль в возрождении Шуримы? На что Та'анари коротко кивнул «Да». К добру или худу, Чаликар станет символом, который объединит народы Шуримы. И он искренне надеялся, что он вернёт всем себе подобным былое единство, послужив напоминанием о том, чем все они когда-то были и могли бы стать снова. Он мог бы спасти их всех, сумей они возродить своё братство, в котором все сражались под одним стягом. На что Себотару лишь насмешливо хмыкнул, обрадовавшись открывшейся правде. Каждый осознал, что Та'анари позвал их только для того, чтобы заявить права на власть, ведь у в его весомой хвати оказалось оружие величайшего чемпиона былых веков и благословение самого Учёного!
Та'анари покачал на это своей мохнатой головой.
Он давал себе оценку, что ему никогда не сравниться с Сетакой или Насусом. Он всего лишь мечтал положить конец этой войне. Он надеялся, что они сделают это вместе, но уже потихоньку начинал понимать, что вся мечта его — несбыточна. Та'анари отошёл прочь от собратьев, в центр амфитеатра. Все смотрели на него: восемь богов-воителей и тысячи смертных. Боль распространялась по всему телу, становясь невыносимой. Та'анари сглотнул, и горло царапнули песчинки. Мех опадал с тела лёгкими пушинками. На каждое движение суставы отзывались такой болью, будто их набили толчёным стеклом. Та'анари в последний раз обратился к сородичам с тем, что получив безграничную власть, они все разом возгордились и решили, что ни в чём не должны знать отказа. Они не годились даже служить этому миру, не то что повелевать им. Когда-то они назывались армией вознёсшихся. А кто они теперь? Даркины? Это презрительное прозвище дали им смертные, которые не понимают, кто они такие и в чём состояло их предназначение.
Меркнущим взором он обвел тысячи смертных, смотревших на него со ступеней амфитеатра. Слёзы оставляли дорожки на шелушащейся коже. А затем он продолжил речь о том, что сейчас они ненавидят каждого из их тёмного числа, но когда древний кошмар снова поднимется из Бездны, смертные будут умолять каждого из них вернуться. Заявив прежде сказанное, Та'анари, встречая жадный взгляд Маиши, продолжил: однако их уже не будет. Память о них останется лишь в шёпоте поющего ветра да в страшных сказках о павших богах, которыми станут пугать непослушных детей. Собрав остатки сил, Та'анари размахнулся и вонзил Чаликар в хрустальный пол амфитеатра. Звон был таким оглушительным, словно пошатнулись самые основы мира. Трещины разошлись по полу дальше, чем должны были. Ясное небо залил невыносимо яркий свет новорожденной звезды.
Но сияние не было золотым. Оно было холодным, серебряным и беспощадным.
И тогда Та'анари воскликнул:
— Созданное солнцем да будет разрушено луной!
И тогда 
столп слепящего белого пламени обрушился вниз из полночного неба. Он упал на четыре лепестка Чаликара и отразился от них нитями белого огня, которые прошили грудь каждого бога-воителя, притягивая их ближе. Пламя жгло саму их колдовскую сущность, поглощало создавшие их чары. Шабака и Шабаки испарились мгновенно, оставив после себя лишь облако пепла, в котором кружились вороньи перья. В их сиплых криках слышалось облегчение и смирение с судьбой, которую они знали заранее. Сипакс забился в луче света, как рыба на крючке, но даже его сила не могла сравниться с космическим пламенем. Быкоголовый Зигант попытался бежать, но легендарная быстрота не спасла его от лунного света, призванного Та'анари. Хотя его собственная кожа уже осыпалась с тела, Та'анари плакал по гибнущим сородичам. Они были его братьями и сёстрами, и даже растянувшаяся на много веков война не смогла пробудить в нём ненависть. Он видел, как сияние отправило в небытие Энакая, превратив божественную плоть в чистый свет. Когда в последний миг Энакай потянулся к нему, Та'анари увидел в его глазах понимание. Та'анари плакал над тем, что его заставили сделать. Свет выжег его второй глаз, и тьма сомкнулась над ним. Последние силы покинули Та'анари, и он опустился на стеклянный пол амфитеатра. Он слышал крики людей, которые сражались, ничего не ведая о делах богов. Прольётся кровь, но она не будет литься вечно.
Продолжат ли смертные войну, которую развязали его сородичи? Возможно. Но это будет война смертных, и когда-нибудь она закончится.
Та'анари парил во тьме, погрузившись в воспоминания о счастливом прошлом. Он попытался вспомнить, как жил до того, как вместе с Энакаем поднялся по золотым ступеням навстречу солнцу. От тех времён в его сознании почти ничего не осталось: заполнившая разум божественная сила вытеснила воспоминания. Он услышал звук шагов. Хрустело стекло под подошвами ботинок. Та'анари различил запах смертной плоти — запах пота и разложения. Эти запахи были ему знакомы. Пришли его жизненосцы. Та'анари поднял руку, мечтая о прикосновении живого существа, — но жест его остался без ответа.
| “ | — Сульпа? — прохрипел он. — Это ты? Теушпа? Идри-Ми? Умоляю, помогите! Мне кажется… я снова стал смертным… я стал человеком… — Да, человеком, — сказал кто-то. В этом голосе звенел едва сдерживаемый смех. — Маиша, — прошептал Та'анари. — Они все погибли? — Нет. Наганика, Валива и Себотару скрылись от лунного огня. Но теперь они слабы, с ними нетрудно будет разобраться. Меня больше беспокоят другие — те, что не явились сегодня. Их будет труднее поймать". — Нужно с ними покончить! — прохрипел Та'анари. — Даже раненый бог-воитель способен подчинить себе этот мир. — Поверь, — ответила Маиша, — то, что мы сегодня сделали, станет для твоих сородичей началом конца. — Значит, у нас получилось. Мы остановили войну. И вот тогда она рассмеялась. — Остановили войну? Нет, войны в этом мире никогда не закончатся. Обескураженный Та'анари попытался подняться, но снова упал, наткнувшись грудью на древко копья. — Ну нет. Ты останешься здесь. — Пожалуйста, помоги мне подняться, — взмолился он. — Я ведь снова стал человеком. — Я тебя услышала. Но неужели ты думаешь, что это смоет с тебя вину за все грехи? Вспомни, сколько жизней ты оборвал. Думаешь, раз ты стал человеком, то искупил пролитые моря крови? Скажи, сколько зверств ты совершил прежде, чем твоя полумертвая совесть зашевелилась и заставила тебя действовать? — Я не понимаю, о чем ты говоришь, – прошептал Та'анари. Маиша захихикала и вдруг показалась ему бесконечно юной и в то же время невероятно древней. А затем он услышал хруст – это Чаликар вытаскивали из стеклянного пола.— Я говорю, что твоя смерть тебя заждалась, Та'анари. Да, некоторые из вас оказались не так плохи, но большинство получили в войне с Бездной такие страшные травмы, что лишь чудом дожили до этого дня. Быть может, ты и твои сородичи с самого начала были ошибкой – и эту ошибку я помогу исправить. Даже лишенный глаз Та'анари почувствовал, как над ним нависла золотая мощь Чаликара. Хотя его тело было уже почти безжизненным, он закричал от боли, когда острое лезвие разрезало ему грудь.— Сила, прошедшая через это оружие, коснулась вас всех, Та'анари, — прошептала Маиша ему на ухо. — Теперь Чаликар чует вашу кровь. И это пламя я подарю смертным.Та'анари почувствовал, как она просунула руки меж его расколотых ребер, как вырезала его сердце и вытащила его из груди… но жизнь в нем еще теплилась. Ещё несколько мгновений. — Идри-Ми, – позвала Маиша, протягивая воительнице сердце Та'анари. – Отнеси это и Чаликар к своим кузнецам. Мы используем новую тактику, и скоро исчезнут последние…Маиша замешкалась, припоминая. — Как звучит это древнее слово? Она щёлкнула пальцами и кивнула. — Ах да. Вспомнила. Даркины. |
| — Разговор между Та'анари и Маишей, перед тем как вырвать из него сердце.
|
Три бывшие королевы-воительницы Та'анари — Теушпа, Сулпае и Идри-Ми — были ответственны за выполнение обязанности рекомендовать своим оружейникам запечатать Даркинов в оружие под попечительством Маиши. Позже Маиша дала смертным инструмент, чтобы поймать оставшихся даркинов, а недавно возрождённый Аспект Войны объединил многих в борьбе против них. Спустя много лет угрозы даркинов были наконец нейтрализованы.
