Сюжет[]
По склонам гор проносится порыв ветра, срывая увядшие листья с дрожащих ветвей. Йи парит в воздухе в нескольких сантиметрах от земли, закрыв глаза и сложив руки, и слушает утренние песни соек Барла. Ветерок холодит его безбородое лицо, щекочет лоб.
Тихонько вздохнув, он опускается, пока его ноги не касаются земли. Открывает глаза и улыбается. Ясное небо – редкое и приятное глазу зрелище.
Йи стряхивает пыль со своей мантии и замечает несколько выпавших волос. Почти все они черные, но есть и парочка белых, похожих на шелковые нити.
"Сколько же времени прошло?" – размышляет он.
Закинув за плечо саржевую сумку, он продолжает свой путь, оставляя позади деревья, некогда полные жизни, а теперь стоящие неподвижно.
По пути на гору Йи оглядывается, пытаясь понять, высоко ли он поднялся. Земли внизу кажутся тихими, уязвимыми – сокровища, которые нужно беречь. Он поворачивается и поднимается дальше. Впереди на тропинке чахнут лилии – их коралловые лепестки становятся болезненно-коричневыми.
"Не ожидала встретить здесь путника", – раздается вдруг чей-то голос.
Йи останавливается и прислушивается. Его рука ложится на рукоять меча с кольцами, который висит на поясе.
"Тоже ищешь свое стадо? – голос слышится все ближе. – Глупые создания. Они всегда здесь теряются".
Увидев пожилую крестьянку, Йи убирает руку с меча. На ней простое платье, сшитое из разных лоскутков. Когда она подходит ближе, он кланяется.
"А, оставь церемонии для монахов, – отмахивается она. – С виду ты не пастух и не земледелец. Этими клинками ты явно не сорняки срезаешь. Что же тебе здесь надо?"
"Сегодня славный денек для прогулки в горах", – невинно отвечает Йи.
"Небось, потренироваться хочешь, да? Неужто Ноксус вернется так скоро?" – с усмешкой спрашивает она.
"Где солнце зашло один раз, там зайдет и снова".
Крестьянка фыркает, узнав старую пословицу, хорошо известную в южных провинциях. "Что ж, когда они вернутся, дай мне знать, чтобы я успела уплыть с этого острова. А пока, может, сделаешь доброе дело и поможешь слабой старушке? Твои мечи мне бы пригодились".
Она делает Йи знак идти следом, и тот подчиняется.
Они останавливаются возле леса. Там скулит от боли маленький такин. Его задние ноги связаны толстыми, раздувшимися лозами, которые затягиваются еще сильнее, когда малыш пытается вырваться.
"Это Ласа, – объясняет крестьянка. – Совсем еще маленький и глупый. Этот недотепа нужен мне в поле, а он застрял на этой проклятой горе".
"Думаешь, гора проклята?" – спрашивает Йи, опускаясь возле детеныша на колени. Он проводит ладонью по шерстистой спине, ощущая, как двигаются и сокращаются мышцы.
Крестьянка скрещивает руки на груди. "Тут точно что-то неладное с духами случилось, – отвечает она, кивком головы указывая на вершину. – А без природной магии земля требует пропитания, может даже забрать жизнь, если придется. Будь моя воля, я бы там, наверху, все сожгла".
Йи сосредотачивается на лозах. Он не ожидал увидеть их почти у подножия горы.
"Попробую ему помочь", – бормочет он, вынимая два клинка из медных ножен на сапогах. Когда он подносит сталь к переплетению лоз, те как будто съеживаются.
Время идет. На безбородом лице Йи выступают капельки пота. Он закрывает глаза.
"Emai, – шепчет он на языке своих предков. – Fair".
Радостно, пронзительно заблеяв, такин вскакивает на ноги. Перерезанные лозы сворачиваются на земле, как сброшенная змеиная кожа.
Детеныш скачет вниз по склону, упиваясь свободой. Крестьянка бросается вдогонку, хватает его обеими руками и прижимает к груди.
"Спасибо! – кричит она, не замечая, что Йи уже пошел дальше. – Эй, я забыла спросить! А зачем тебе тренироваться? Ведь война-то кончилась…"
Он не оглядывается.
Не для меня.
Еще через час он подходит к пустырю. Перед ним развалины деревни, обвитые такими же лозами, как те, от которых он освободил такина.
Деревня Вуджу. Его дом.
Йи направляется к погосту, минуя обрушенные каменные стены и опорные балки, останки домов, школ, святилищ… все сливается воедино. Развалины мастерской его родителей затерялись где-то среди обломков. Слишком много поводов для скорби, а у него мало времени.
Могилы, которые он навещает, расположены идеально симметрично. Между холмиками оставлены дорожки, где может пройти человек. Например Йи.
"Вуджу чтит твою память".
Он кладет ладонь на рукоять каждого меча, воткнутого в землю. Это его памятники воинам, наставникам и ученикам. Он не пропускает ни одного.
"Пусть твое имя не забывается".
"Спи. Покойся с миром в земле".
Могил так много, что у него садится голос.
Когда небо окрашивается оранжевым, остаются всего три могилы. Та, что ближе всего, отмечена молотом, который уже заржавел от горного воздуха. Йи достает из сумки персик и кладет его рядом с холмиком.
"Мастер Доран, это тебе от 
Вуконга. Он не смог отправиться со мной, но попросил передать тебе свой любимый фрукт. Он обожает свой посох почти так же сильно, как любит насмехаться над шлемом, который ты мне дал".
Он идет к последним двум холмикам, отмеченным золотыми ножнами.
"Emai, погода нас сегодня балует. Fair… Надеюсь, ты наслаждаешься теплом".
Йи берет свои короткие мечи и вкладывает их в ножны, украшающие могилы его родителей. Ножны сидят как влитые. Он падает на колени и склоняет голову.
"Пусть ваша мудрость как прежде направляет меня".
Он поднимается с земли и достает из сумки свой шлем. Вечернее солнце играет на семи линзах, каждая из которых отражает мир в другом цвете. Прижав шлем к груди, он вспоминает сад с лилиями, который здесь когда-то был.
Это было еще до криков. До кислоты и яда, которые обратили магию земли против нее самой.
Йи надевает шлем, и перед глазами калейдоскопом мелькает все, что его окружает. Сложив руки, он закрывает глаза и опустошает разум. Он ни о чем не думает. В голове пусто. Его ступни отрываются от земли, но он не замечает этого.
Открыв глаза, он видит все. Смерть, разложение и маленькие искорки жизни.
Он видит духов, которые живут за пределами его мира. Хищные лозы ловят их так же легко, как и беднягу такина, ослабляя их сущность. Он знает, что все духи, которым хватило сил вырваться, уже покинули бы это проклятое место. Оставшиеся уже осквернены… или скоро будут.
Кругом раздаются страдальческие, скорбные крики. Йи раньше и сам кричал от боли, но это было давно. Тогда он думал, что слезами можно оживить мертвых.
Он моргает и возвращается в физический мир. На мгновение представляет, что на его плечах вовсе не лежит тяжесть этого мира. Потом моргает еще раз.
Крики духов не умолкают. Йи обнажает клинок с кольцами.
Он бросается вперед и проносится по пустырю, неуловимый, как смена времени года, которую осознаешь только когда она уже позади. Мгновение – и он снова стоит там же, где и раньше, совершенно неподвижно, а его меч покоится в ножнах.
Одна за другой лозы погибают. Одни падают с обрушившихся крыш, другие съеживаются там, где лежали.
Он садится, скрестив ноги, и осматривается. Теперь духи поют от радости, и он знает, что это – знак самой глубокой признательности. Они тают в воздухе, и по земле разливается их блаженство. Там, где змеились лозы, прорастают цветы персика. Стебли увядшего бамбука выпрямляются, словно ученики, которым велели быть внимательнее.
Лицо Йи смягчает мимолетная улыбка. Он снимает шлем и копается в сумке, перебирая вещи, которые взял с собой в дорогу. Фрукты, орехи… трут и кремень. Дорожные припасы и предметы, которые помогут очистить землю навсегда.
Не сейчас. Еще рано.
Он достает тонкое тростниковое перо и помятый свиток, испещренный знаками.
60
54
41
Йи добавляет еще пару штрихов, а под ними – несколько слов.
30 дней между очищениями.
Он знает, что скоро ему придется исполнить желание крестьянки и сжечь свой дом.
Но не сейчас. Еще рано.